Единственное, чего Канаэ никогда не боялась — это играть.

Перед выходом на сцену театра она не чувствует никакого волнения. Коллеги и техническая команда сердечно делятся с ней советами о том, как не нервничать, и желают удачи, но все их слова не задерживаются в её голове. Это не гордость, а равнодушие — Канаэ не помнит, когда человеческие слова в последний раз затрагивали что-то в её душе.

Из сотен пар глаз в зрительном зале ей нужны были всего одни. К сожалению, они никогда не присутствовали на её премьерах.

Канаэ выполняет свою работу методично и тщательно. Очередная написанная кем-то личность с легкостью прирастает к ее собственной, бережно натянутая поверх старой. Её мечты и стремления — или, точнее, её единственная мечта и единственное стремление — временно гаснут, сменяясь чувствами и амбициями персонажа. Притворяться кем-то другим — это как опускаться в холодную воду после невыносимо жаркого дня. Наверное, именно из-за этого ощущения играть у Канаэ всегда получалось лучше всего.

***

[Детство Канаэ, средняя школа]

— Брахи… как там его?

— Брахипельма альбопилосум, — губы экскурсовода изгибаются в выученной терпеливой улыбке. — Или паук-птицеед, если вам трудно выговорить название.

— Ха-ха, до чего пушистый! — детский смех разливается по залу, и мужчина тихонько посмеивается в ответ.

Несмотря на расслабленную атмосферу группы, Канаэ не смеётся. Она стоит ближе всего к большому террариуму, внутри которого притаилось маленькое чудовище. Чёрно-рыжий паук с полосатыми щетинистыми лапами замирает, словно с хищным интересом изучая собравшихся вокруг него подростков.

Этот выдуманный паучий взгляд заставляет внутренности Канаэ сжаться от холода. Она бесшумно сглатывает накопившуюся во рту слюну, озираясь по сторонам. Рядом с ней в основном мальчишки, весело обменивающиеся впечатлениями, и пара боевых девчонок. Оставшиеся ребята отошли от террариума как можно дальше, опасливо поглядывая в его сторону из-за спины классной руководительницы.

Хотела бы и Канаэ сейчас оказаться там. Всю экскурсию по контактному зоопарку она держалась как можно ближе к говорящему, искренне увлечённая историями о животных. Милые кролики, смешные ящерицы и неповоротливые черепахи разжигали в ней искренний детский интерес. А змеиный уголок понравился ей настолько, что она под одобряющие крики одноклассников подержала в руках узорчатого полоза*.
Убегать и прятаться на стороне классной руководительницы было поздно. После того, как Канаэ показала себя с такой бесстрашной стороны, дать слабину было сродни падению в грязь лицом.

— Этот малыш относится к наземному типу птицеедов. Они предпочитают прятаться в корнях деревьев или других естественных укрытиях, но также могут рыть небольшие норки…

Лицо Канаэ неосознанно кривится от того, с какой любовью экскурсовод говорит о чудовище за стеклом. У страха действительно глаза велики, ведь паук совсем не кажется ей малышом. Птицеед начинает лениво перебирать лапами, подползая ближе к краю террариума. За спиной Канаэ взрывается гул возбуждённых голосов, а сама она едва удерживается от желания отступить на шаг назад.

С этого расстояния она в мельчайших деталях видит всё, что предпочла бы оставить на свою фантазию. Вздутое коричневое брюхо, крепкие основания длинных лап и покрывающие их жёсткие волоски. Канаэ зажмуривается, но картина всё ещё отчётливо стоит перед её закрытыми глазами, не думая исчезать.

— Многие находят птицеедов слишком шустрыми, но наш паучок привык к рукам, — продолжает экскурсовод, широким жестом приглашая толпу приблизиться к террариуму. — В отличие от тарантулов, птицееды совсем не ядовиты, поэтому вы вполне можете осторожно подержать его. Есть желающие?

Со стороны отбежавших к классной руководительнице детей раздаётся визг отвращения. Канаэ полностью его понимает, ведь она ровно так же не хочет, чтобы это выбралось из своего заточения. Идея вынимать это из стеклянного ящика и охотно передавать по рукам не может не казаться ей безумием.

— А почему он называется птицеедом? Как думаешь, реально может птицу хлопнуть?

— Не птицу, но птенчика, наверное, точно…

Донёсшиеся до Канаэ обрывки фраз отозвались дрожью в теле. Птенчика? Воображение сразу подкинуло девочке картину с кормлением паука, отчего она поёжилась. Паук медленно поднимался со дна стеклянного ящика на руках экскурсовода точно в замедленной съемке. Сжав взмокшие ладони в кулаки, девочка помотала головой по сторонам, проверяя реакцию ребят вокруг.

— Что вы! И для птиц, и для людей, наш паучок совершенно безопасен, — мужчина наконец достал паука из террариума и погладил его пальцем, а тот остался спокойно сидеть на его ладони. — Мы с ним прошли через многое… Ну, подходите по одному, кто готов!

Даже в большом классе Канаэ хорошо помнила имя самого шумного из своих одноклассников. Мальчика звали Такеши и он занимал место вожака в своей группе. Повернувшись к Канаэ лицом, Такеши сложил руки на груди и самодовольно задрал подбородок.

— Юу, а ты чего? Неужто хвост поджала? — бахвалисто хмыкнул он, и несколько парнишек за его спиной поддерживающе захохотали.

— Размечтался, идиот, — ответила Канаэ, уперев трясущиеся руки в бока так, чтобы никто не заметил её испуга. — Самому-то не страшно?

— Стой и смотри! — фыркнув, Такеши подскочил к экскурсоводу и протянул вперёд сложенные вместе ладони. — Дяденька, можно мне первому?

Канаэ не могла оторвать взгляда от птицееда, перебирающего лапками на ладони экскурсовода. Что если окружающий шум взбудоражит или напугает его? Что если сейчас он сорвётся с руки, упадёт на пол и побежит к ногам Канаэ быстрее, чем она сможет что-либо предпринять? Девочка чувствовала, как по спине заскользили капли холодного пота, а отголосок шумного сердцебиения зазвучал у неё в ушах с новой силой.

— Прежде всего позвольте мне объяснить вам, как правильно держать паука в руках. Просьба всем желающим слушать внимательно!

Конечно, Канаэ не хотела ничего слушать. Уставившись в пол, она попыталась сконцентрировать расплывающееся зрение на фигурной чёрно-белой плитке. Грязные стыки между керамическими деталями, казалось, были наполнены чем-то… живым, что зашевелилось в ответ на её взгляд. Из-за глянцевого квадратика плитки выполз крохотный чёрный комочек, побежавший прочь из своего укрытия.

Следом за ним появилась вереница из таких же комочков поменьше. Канаэ с ужасом узнала в стремительно передвигающихся конечностях очертания паучьих лапок. В ту же секунду не менее очевидными деталями стали маленький панцирь и даже микроскопических размеров жвалы, которые было невозможно рассмотреть с такого расстояния, но она почему-то смогла. Шустрая паучья процессия замерла на несколько секунд, чтобы потом побежать в сторону девочки.

Первой реакцией Канаэ было поднять ногу и с силой опустить ботинок на то место, где должна была оказаться приближающаяся вереница. Ей пришлось до боли закусить губу, чтобы не дать испуганному крику вырваться из горла — крику, который выдал бы в ней обычную трусливую девчонку, объект насмешек со стороны Такеши и остальных.

— Юу-сан, всё хорошо?.. — донёсся издалека чей-то взволнованный голос, но Канаэ лишь сильнее вдавила ботинок в пол.

Когда она с опаской приподняла ногу, под ней не обнаружилось ни одного раздавленного паучьего тельца. Канаэ с недоумением проверила подошву ботинка, но та тоже осталась чистой. Пока её вытолкнуло из сознания на несколько минут, мир вокруг продолжил двигаться и экскурсовод давно закончил свою речь.

— Юу-сан, ты как? — она наконец узнала в обладательнице голоса свою старосту класса.

— Да, просто грязь пристала к ботинку, — криво улыбнулась Канаэ, для вида ещё раз встряхнув ногой над полом. — Не переживай.

От бегущих по стыкам между плитками пауков не осталось ни следа, как будто их никогда и не было. Канаэ зажмурилась и потрясла головой, приходя в себя. Такого никогда не случалось с ней раньше и это выбило её из колеи.

— Эй, Юу! Сюда посмотри! — чужой горделивый крик прорезался сквозь оставшийся шум в её ушах.

Повернув голову в сторону источника звука, Канаэ моментально застыла на месте. Её конечности словно поросли ледяной корочкой, быстро распространяющейся по всему телу. Окликнувший её Такеши, находящийся в опасной близости к ней, держал в руках маленькое хищное чудовище.

— Не стоит кричать, Такеши-кун, — экскурсовод осторожно положил ладонь на плечо мальчику. — Пауки чувствуют вибрацию, поэтому громких звуков не жалуют.

— Есть, сэр! — кивнув, сорванец перевёл на Канаэ сопернический взгляд. — Юу, возьмёшь или струсила?

По скоплению подростков позади прошёлся разноголосый шумок. Канаэ слышала, как кто-то уверенно заявил «да ни в жизнь!», и в ответ послышался соглашающийся смешок. Это задело её гордость как туго натянутую струну, приводя всё тело в состояние боевой готовности. Никто, даже самый заносчивый и храбрящийся мальчишка, не смел оскорблять её подобным образом.

— Я следующая, — растянув онемевшие губы в смелой улыбке, Канаэ сделала шаг навстречу своему страху.

Птицеед перекочевал из рук Такеши обратно в руки экскурсовода. Когда Канаэ подошла к мужчине, тот мягко улыбнулся ей и снова погладил паука по спине. Этот жест даже заставил Канаэ задуматься: раз кто-то так сильно любил это чудовище, может, оно не такое уж и страшное?

— Канаэ-чан, ты помнишь о правилах?

— Помню, — самоотверженно соврала Канаэ, протягивая руки навстречу опасности. — Ничего сложного.

Её руки были ледяными от ладоней до кончиков пальцев. Когда в них опустилось что-то тёплое и покрытое омерзительными волосками, Канаэ задрала взгляд к потолку, лишь бы не смотреть на это существо. В руках оно казалось похожим на пушистое маленькое животное, но перед глазами всё равно стоял отвратительный образ. Дыхание участилось, а тело сковало железной хваткой в страхе сдвинуться с места хоть на сантиметр.

— Держи ладони прямо, Канаэ-чан…

Непривычно тяжёлое существо в руках нервно заёрзало. Она даже не двигалась, так почему?.. В случае Такеши паук сидел на ладони неподвижно, но Канаэ к своему страху почувствовала на коже шевеление когтистых лапок. Сперва оно было вкрадчивым, еле ощутимым, постепенно превращаясь в более поспешное и тревожное.

— Канаэ-чан, держи прямо!

Как бы прямо Канаэ ни держала ладони, паук как будто начал соскальзывать вниз. Почему это происходило? Что она делала не так? Сердцебиение девочки болезненно участилось, перерастая в самый настоящий спринт. Она совершила ошибку, опустив взгляд вниз и встретившись лицом с напуганным, а от того ещё более ужасающим созданием.

Предательская влага собралась в уголках её глаз, застилая обзор. Соприкосновение коготков с кожей в момент превратилось в болезненное и раздражающее. Её холодные ладони горели, словно вместо паука она держала в них горстку угольков. Канаэ судорожно отыскала глазами экскурсовода, уже устремившегося к ней. Испуг на его лице не означал ничего хорошего.

— Пожалуйста, не шевелись!..

Если эти слова были попыткой успокоить Канаэ, то она с треском провалилась. Не выдержав давление когтистой лапы, она случайно разомкнула сжатые вместе пальцы, и коготок провалился вниз. Зажмурившись, Канаэ попыталась вновь сомкнуть пальцы вместе, но было поздно. Острая боль от укуса пронзила область между указательным и средним пальцами. Канаэ вскрикнула, стряхивая паука с немеющей ладони, и тот шлёпнулся на пол, стремглав бросившись бежать в направлении ближайшего угла.

Это посеяло панику среди особо пугливых детей, чей кошмарный сон воплотился в жизнь — паук, только что укусивший их одноклассницу, оказался в неконтролируемой близости от них самих. Экскурсовод замер, разрываясь между направлениями для помощи, заставив последнюю искру надежды внутри Канаэ погаснуть. Её колени задрожали, а в горле запершило так сильно, что стало тяжело дышать.

Интересно, она умирает?..

В раннем детстве мысль о неотвратимом конце заставляла её проводить целые ночи без сна. Канаэ в слезах приходила в комнату мамы, напрашиваясь к ней в кровать. Когда та пребывала в редком хорошем настроении, она без слов пускала дочь под тонкое одеяло и позволяла прижаться к своему холодному, сухощавому телу. В остальные дни мама строгим голосом повторяла, что смерть неизбежна и наступит вне зависимости от наличия или отсутствия страха перед ней. Это доводило Канаэ до истерик, справляться с которыми ей приходилось в одиночестве. В какой-то момент страх стал таким сильным, что пошёл на спад, пока совсем не смешался с безразличием.

Браслет-ограничитель отчаянно обхватил её запястье, не в силах ввести ей противоядие даже через спрятанную внутри девайса иглу. Наверное, в разговорах со своими подругами на кухне мама была права, и браслеты не могли спасти человека от неожиданной угрозы для жизни. Вопреки разрывающему её болезненному жару, мысль о том, что она могла умереть, Канаэ приняла как должное.

То, что случилось дальше, сохранилось в памяти лишь обрывками. Канаэ помнила больницу, уколы и заплаканное, отличающееся от обычного строгого, лицо мамы. В будущем на участке между двумя пальцами остался едва заметный белый шрам. Он напоминал об укусе и о том дне, когда она впервые почувствовала, что может умереть.
Паук, конечно, не оказался ядовитым. Врачи диагностировали у Канаэ редкий случай аллергии на обычно безвредный паучий яд, из-за которого крохотная ранка отпечаталась ярким воспоминанием на всю жизнь. В случившемся было тяжело найти виноватого, но контактный зоопарк ушёл на долгие каникулы, а потом и вовсе закрылся.

Для одноклассников Канаэ осталась храброй девочкой, признанной даже Такеши и его компанией. Когда с места укуса сошло воспаление, девочка с гордой улыбкой демонстрировала всем желающим оставшийся шрам.

На самом деле, страх пауков никуда не делся, а лишь приумножился и начал преследовать в жутких снах, заставляя девочку просыпаться в холодном поту. Но никому, кроме её мамы, хорошо хранящей секреты, не было нужно это знать. Будучи несостоявшейся актрисой, она всё же привила своей дочери всё, что знала сама. Пренебрежительная приставка «несостоявшаяся» появилась в лексиконе Канаэ по мере взросления, когда она перестала быть по-детски очарованной этой холодной, временами свирепой женщиной. Канаэ была благодарна ей за то, что когда-то именно мать научила её играть.

***

[Примерно за год до событий основного сюжета]

Новая постановка «Моей прекрасной леди» отличилась особенным успехом. Шум оваций долго гремел у Канаэ в ушах, а гримёрка от количества букетов напоминала диковинный сад. Актриса любила цветы, поэтому заставляла вёдрами с водой всё помещение, не позволяя уборщице вынести мешающиеся букеты вместе с мусором.

Один из букетов не попал ей в руки со сцены, но был доставлен лично на туалетный столик в гримёрную. Шестьдесят одна красная роза с густым богатым запахом словно имела живое собственное присутствие в помещении, затмевая конкурентов. Выбор самих цветов, однако, заставил Канаэ свысока усмехнуться над фантазией дарящего. Красные розы из всех возможных опций — комплимент на грани пошлости.

К букету была приложена открытка с именем Ютани Шоичи, режиссёра средних лет, славящегося своими детективными фильмами. Ознакомившись с содержимым открытки и скучающе покручивая её в пальцах, Канаэ оценивала своё желание сыграть в каком-нибудь нуарном детективе. Ютани-сан приглашал её встретиться следующим вечером для обсуждения сценария своей новой картины.

Съёмки «Паучьей лилии» занимали большую часть её графика, и на успех этого фильма Канаэ поставила всю свою удачу. Выступления в театре, подобные сегодняшнему, сейчас были скорее редким подарком для фанатов. Но тревожная, и оттого расчётливая актриса постоянно вспоминала свою мать, оставшуюся заложницей одной роли.

Личный менеджер предлагал Канаэ не игнорировать встречи с режиссёрами и продюсерами, аргументируя это шансами попробовать себя в новых ролях. Зачастую ради этого Канаэ приходилось жертвовать сном и временем на отдых, но её актёрский репертуар успешно пополнялся самыми разными образами. Даже если она отказывалась от предложения, новые связи никогда не были лишними.

Льющееся через край высокомерие Канаэ парировала холодной вежливостью. В конце концов, каких бы ожиданий от неё у кого-то ни было, отношения всегда оставались исключительно рабочими. Не видя, почему Ютани Шоичи должен был отличаться, Канаэ, зевнув, записала в ежедневник предложенные время и место встречи.

Деловое свидание должно было пройти в дорогом французском ресторане в стиле ретро. Внутри было немноголюдно и играла живая джазовая музыка. Хостес провела Канаэ до пустой летней веранды, укрывшейся от глаз снаружи за высокими горшками с растительностью. За столиком уже сидел знакомый ей по пресс-конференциям мужчина: она не опоздала, но он пришёл ещё раньше.

— Юу-сан, а вот и вы, — скупо улыбнувшись, Шоичи жестом предложил ей присесть. — Тут хорошо, не правда ли?

— Уютно, — немногословно прокомментировала она, скользнув взглядом по соседним столикам, так и не найдя вокруг ни единой живой души. — Спасибо за приглашение, Ютани-сан.

Кивнув, мужчина потянулся к увесистой книге меню. В движениях его цепких пальцев Канаэ углядела что-то паучье, слегка поморщившись от возникшего в голове образа. Арахниды остались одним из самых больших её страхов и по сей день благодаря тому глупому случаю из детства.

Из зала доносился кажущийся слишком тяжёлым запах еды. Канаэ была не голодна и, не заглядывая в меню, остановила выбор на чашечке эспрессо, которая согрела бы её и успокоила разыгравшееся воображение. Её внутренности покалывало дурное предчувствие, но девушка смело его проигнорировала, сославшись на непривычность обстановки.

Встреча началась вполне естественно: они обменялись парой слов о погоде и обсудили ход съёмок «Паучьей лилии». Молодой официант с доброжелательным лицом принял их заказ и зажёг стоящие на столе свечи перед тем, как вернуться в зал. Вечер был ещё ранним, поэтому в дополнительном освещении не было необходимости, но Канаэ решила не заострять на этом внимание.

— Признаю, ваша игра вчера была великолепна. В классике вы раскрываетесь особенно хорошо, — усмехнулся режиссёр, постукивая длинными пальцами по поверхности стола. — Поверьте мне как не последнему человеку в своей индустрии, мало кто из ваших конкурентов способен вот так сиять на сцене.

— Благодарю вас, — Канаэ учтиво склонила голову в поклоне, не сводя взгляда с рук своего собеседника.

Его руки были худыми и беспокойными, вечно ищущими, за что ухватиться. Мужчина то неторопливо царапал ногтем кожаную обложку меню, то покручивал в пальцах салфетку, то складывал длинные ладони вместе, потирая их друг о друга. Вскоре официант принёс к их столу бутылку шампанского в качестве подарка значимым гостям, и пальцы Шоичи обвились вокруг бокала, на некоторое время неподвижно застыв в этом положении.

— Вы пьёте, Юу? — задумчиво спросил режиссёр, вдруг отбросив суффикс уважительного обращения, и сделал глоток алкогольного напитка.

Канаэ пила иногда даже больше, чем ей следовало бы. Но она предпочитала взаимодействовать с алкоголем лишь в компании хороших друзей или в гордом одиночестве, разделяя бутылку дорогого вина с прорезающими тишину звуками пластинки. Интуиция подсказывала ей, что на деловой встрече заигрывать со спиртным не стоит, чтобы ненароком не потерять хладнокровие.

— К сожалению, не могу составить вам компанию, — прикрыв глаза, улыбнулась она, отставив свой бокал в сторону. — Работа обязывает оставаться трезвой.

— Жаль, очень жаль. Алкоголь и женщина — лучшая из возможных комбинаций, — усмехнулся он, хоть уголки его губ и застыли в направлении вниз. — Как же вы тогда проводите досуг?

— Книги, музыка. И кино, конечно же, куда без этого. Классика, новые картины…

— Довольно этой чуши, — отмахнулся Шоичи, делая большой глоток шампанского. — Я достаточно наслышан об увлечениях вашей актёрской общины.

Канаэ замялась, не совсем понимая, в каком направлении повернул разговор. Её коллеги отдыхали и расслаблялись по-разному, как и она сама, но девушка никогда не была частью «общины». С самого начала своего пути она держалась поодаль от товарищей по творческому ремеслу, зная, как легко личные взаимоотношения могут помешать карьере. Именно поэтому она ни для кого не делала исключений, и последняя фраза Шоичи вполне могла восприниматься как оскорбление.

— Что вы имеете в виду? — вздёрнула бровь Канаэ, складывая руки на груди в защитном жесте.

Покачав головой, режиссёр вытащил из кармана портсигар и зажигалку. Канаэ не припоминала у входа табличек с разрешением курить в ресторане, но перечить мужчине выше по статусу могло помешать деловому сотрудничеству. Шоичи затянулся, немигающим надменным взглядом прожигая в своей спутнице дыру.

— Не глупите, Юу. Вы почти заставили меня поверить в то, что вы отличаетесь от своих пустоголовых коллег.

— Извините..? — девушка приоткрыла рот от удивления, ошарашенная словами режиссёра.

Вместо оправдания мужчина прикрыл глаза и сделал ещё одну долгую затяжку, выдыхая клуб прогорклого дыма. Его левая ладонь взобралась на поверхность стола, снова начав постукивать пальцами по поверхности. Этот звук уже действовал Канаэ на нервы, и она начала раздумывать об уважительной причине покинуть это цирковое представление прямо сейчас.

— Ютани-сан, давайте вернёмся к основной теме… — осторожно произнесла Канаэ, прощупывая почву для продолжения разговора. — О сценарии, помните?

— Что за сценарий? — с затуманенным выражением лица откликнулся режиссёр, согнув потухшую сигарету пополам и оставив её на краю стола.

Канаэ судорожно сглотнула комок. Впервые за всё деловое свидание ей стало не просто не по себе, а по-настоящему страшно от слов и действий мужчины. По его глазам было понятно, что ни о каком сценарии предстоящего фильма с возможным появлением Канаэ в одной из главных ролей он и не думал. Его мысли были где-то далеко от этой темы, но слишком близко к самой актрисе, и ей хотелось любой ценой увеличить дистанцию между ними.

— Сценарий, о котором вы написали в своей открытке, — коротко и без надежд уточнила Канаэ, сжав в руках лежащую у неё в коленях сумочку. — Вы помните?

— Право, расстраиваете меня, — вздохнул Шоичи, выцепив из портсигара ещё одну сигарету. — Думаете, я правда позвал вас на ужин для разговора о таких глупостях?

Вцепившись в ремень сумочки, Канаэ едва удержалась от порыва подскочить на ноги и убежать отсюда как можно дальше, вызвав такси уже на улице. Тогда она ещё не понимала, что, не сделав этого, совершила непростительную ошибку. Из них двоих о мыслях и реакциях своего собеседника из вежливости явно задумывалась только она.

— Прошу прощения, но я не планировала превращать нашу встречу в дружескую, — актриса сухо перебила режиссёра, вежливо кивнув ему на прощание и поднявшись с места. — Я попрошу рассчитать нас.

— Не торопитесь, Юу, — лениво, но с едва чувствующейся угрозой в голосе протянул мужчина, смакуя её фамилию. — Или ни о какой главной роли не может идти и речи. Улавливаете?

От стыда и злости кровь прилила к лицу Канаэ: последняя капля её терпения растворилась в желании наотмашь ударить режиссёра по лицу. Изо всех сил удерживая себя от грубости, актриса обошла стол и напоследок кинула презрительный взгляд на мужчину.

— Мне ничего от вас не нужно, — желчно выплюнула она, уже собираясь повернуться к Шоичи спиной, как холодные шершавые пальцы вдруг оказались на её запястье.

— Куда же вы собрались? — несмотря на вкрадчивый тон голоса, он сжал её руку до боли.

Канаэ поморщилась, дёрнув руку на себя, но мужчина и не думал выпускать её. Ощущение цепких пальцев на коже лишь усиливало тошноту, с которой девушка боролась с начала вечера. Она почувствовала себя бабочкой, пойманной в липкие паучьи сети и дрожащей, пока хищник методично отрывал ей крыло.

— Оставьте меня! — в панике вскрикнула Канаэ, но вопреки её требованиям Шоичи подтянул девушку к себе, обвивая вторую руку вокруг её талии.

— Спокойно, спокойно… К чему кричать в таком месте? — его пальцы успокаивающе пригладили её голую спину, от чего по ней пробежали мурашки.

Те несколько секунд, на которые Канаэ замерла на месте от шока, показались ей бесконечностью. Всё происходило точно в замедленной съёмке без возможности нажать на паузу. Она снова, как в детстве, была бессильна перед страхом зловещего гадкого существа, о котором все отзывались как о безопасном и дружелюбном. Стремясь вырваться из затягивающейся петли ужаса, девушка с громким криком оттолкнула режиссёра, заставив его уронить задетый локтем портсигар.

Сигареты с глухим стуком рассыпались по полу из раскрывшейся коробки. В тот же момент из зала к ним поспешил всё тот же официант, ещё даже не успевший принять их заказ. Увидев, как Канаэ перепуганно отскочила в сторону, обнимая себя за плечи, молодой человек удивлённо приложил ладонь к губам.

— Стоит ли мне подойти попозже? — осторожно произнёс он, и внутри Канаэ что-то надорвалось.

Схватив сумку со стула, она пронеслась мимо опешившего официанта и выбежала из ресторана, по пути задев плечом удивлённую хостес. Канаэ продолжила бежать по обволакиваемой сумерками улице, не замедляясь даже тогда, когда в лёгких начало саднить от ветра. Её остановил лишь предательски хрустнувший каблук, по вине которого она едва не повалилась на тротуар, чудом вовремя придержавшись рукой за фонарный столб.

Опустившись на корточки, актриса закрыла лицо руками и всхлипнула, позволив себе мгновение слабости. Лишь мгновение — она была слишком узнаваема для того, чтобы оставаться на улице в уязвимом положении дольше пары минут. Проглотив желание разрыдаться во весь голос, Канаэ отошла в тень выглядывающего из-за забора дерева и достала телефон из сумочки. Из всего набора контактов ей сейчас был не противен только номер вызова такси.

— Ненавижу… — сдавленно прошептала она в ответ на гудки ожидания, прижимая телефон к уху.

Это было обращением к Ютани Шоичи, к тому нелепому официанту, к курьеру, доставившему букет в её гримёрку — к каждому из них, и ни к кому из них лично в то же самое время.

***

В душевой комнате шумела вода. Опираясь о раковину, Канаэ изучающе рассматривала своё отражение. Макияж отличался от того, что ей помогала наносить профессиональная визажистка перед работой. Этот визуальный образ Канаэ выбрала для себя сама — её лицо было знакомой территорией, и она знала, как правильно скрыть его изъяны и подчеркнуть преимущества. Она носила его как цирковой грим, намертво пристающий к коже и со временем начинающий трескаться, обнажая отвратительную правду.

В своём понимании Канаэ всегда была гадким утёнком. Она не могла отыскать в себе той красоты, что заставляла окружающих восхищённо разевать рты. Её сухие, острые, не по годам взрослые черты находили привлекательными лишь до того момента, пока её тело истязала болезненная худоба. На практике эту «красоту» портила любая естественная припухлость, поэтому даже сейчас Канаэ не помнила, когда ела в последний раз.

Заключив демонический контракт с актёрским искусством, Канаэ лишь иссякала, подвергаясь изнурительным тренировкам для повышения мастерства. Её когда-то густые волосы превратились в жидкие и ломкие из-за многочисленных окрашиваний и дефицита витаминов. Она легко могла обхватить своё запястье двумя пальцами или дотянуться заведённой за спину рукой до середины талии, но ещё в университетские годы пожертвовала остротой зрения и здоровым пищеварением. Сейчас, когда денег у девушки было достаточно, она справилась с большинством своих проблем, но так до конца и не смогла устранить все внешние последствия.

Рослую брюнетку Канаэ с живым, детским блеском в глазах никто не любил. Здоровую, сильную, с щербинкой в зубах и неаккуратными бровями, но уверенную в себе в тысячу раз больше всех остальных. Всем нравилась слабая, уязвимая Канаэ, напоминающая фарфоровую куклу, с которой было так весело играть. Холодную и недостижимую, но почти безотказную девушку все оценивали высоко, особенно когда дело касалось суровых графиков и надменных судей на прослушиваниях, не скупящихся на язвительные комментарии.

Канаэ держала в пальцах ватный диск, смоченный в бледно-голубой жидкости. Судорожно поднеся его к лицу, она выронила диск из дрожащей руки, так и не успев прикоснуться к коже. Ей пришлось потянуться за новым, но она лишь неуклюже рассыпала всю упаковку. Открытая бутылка мицеллярной воды с глухим стуком завалилась на бок, проливаясь на пол. Девушка нарочно столкнулась животом с бортиком раковины, намереваясь вызвать рвотный позыв. Её горло жгло изнутри: оно не покинет её, ведь Канаэ тёплая и мягкая, в ней так уютно паразитировать.

— Юка, ты в порядке? — послышалось из-за двери после короткого стука.

Выключив воду, Канаэ вновь посмотрела в зеркало на своё заплаканное лицо. Стук ненавязчиво повторился, и девушка бросила в сторону незапертой двери раздражённый взгляд. После всего, через что они прошли вместе с этим человеком, он должен был давно оставить всякое стеснение.

— Войди, не заперто.

— Будь добра выйти ко мне сама.

Актриса фыркнула и положила пачку ватных дисков обратно на стиральную машину. В таком виде она не вышла бы ни к кому, кроме него. Больше не заставляя хозяина квартиры ждать, она нажала на ручку двери и чуть не столкнулась с ним у самого входа.

— Я уже начал переживать, — улыбнулся Хигура, глядя прямо в её покрасневшие от слёз глаза.

— Я бы не утопилась у тебя в душевой, — устало отмахнулась Канаэ, рухнув в руки осторожно подхватившего её парня. — Мне нужно смыть мейк.

Хигура отвёл её в комнату, совмещающую в себе спальню и гостиную. В последние месяцы она проводила здесь так много времени, что запомнила почти каждую деталь. Как всегда опрятная, несмотря на количество посещающих её людей, квартира казалась Канаэ вполне уютной. Посадив девушку на стоящую напротив зеркала табуретку, он вернулся в ванную и забрал всё необходимое для снятия макияжа.

Такси прибыло по нужному адресу полчаса назад. Сонный Хигура в растянутой футболке встретил её на пороге, сразу насторожившись из-за непривычного внешнего вида девушки. Не задавая лишних вопросов, молодой человек пропустил Канаэ внутрь и закрыл дверь. Не прозвучало даже его привычного «тебе повезло, что сегодня здесь никого нет» — видимо, по одному взгляду на девушку тот прочувствовал всю серьёзность ситуации.

Сидя напротив зеркала и разглядывая себя, Канаэ не чувствовала совсем ничего, словно все недавние бурные эмоции были спущены вместе с водой через слив в ванной. Одно из её любимых платьев на выход сейчас совсем не радовало глаз. В тусклом освещении актриса выглядела похожей на труп, и следы размазанной фиолетовой помады отлично дополняли это впечатление.

— Поверни-ка лицо.

Канаэ послушно наклонила голову влево, позволяя Хигуре прикоснуться смоченным в жидкости для снятия макияжа ватным диском к её коже. Он начал бережно смывать белую тушь с её ресниц и розовые пятна румян с бледных щёк.

— Не могу поверить, что не смогла нормально дать ему отпор… — несобранно пробормотала девушка, опуская взгляд на собственные ладони. — Я совсем ничего не смогла сделать, словно застыла.

— Это сложно. Но ты понимаешь, что нельзя винить себя за такое? — мягко донеслось в ответ, и Канаэ сморгнула рефлекторно выступившую на глазах влагу.

Она знала Хигуру всего несколько месяцев, но почему-то не раздумывая бросилась к нему как к спасательному кругу. Он симпатизировал Канаэ, а в чём-то даже обожал её, но при этом относился к ней как к обычному человеку, а не недостижимой знаменитости. Сперва это даже злило её, однако потом подарило то самое долго разыскиваемое ощущение комфорта.

— Помоги переодеться, — устало пробормотала Канаэ, кивнув на массивное жемчужное украшение на своей шее. — Я ничего сейчас не хочу.

Хигура послушно зашёл ей за спину и убрал волосы на плечи. Нежное прикосновение разожгло в груди Канаэ что-то тёплое — она почти могла назвать это любовью, если бы была способна на неё. Она ощущала, что их ожидания друг к другу разнятся, но, даже идя на обман чужих чувств, Канаэ не особо об этом переживала. Она знала, что Хигура ни за что не причинит ей вреда.

Когда его руки легли ей на плечи, Канаэ чуть заметно вздрогнула. В зеркальном отражении длинные пальцы молодого человека напомнили ей паучьи пальцы Шоичи. Прикосновение не продлилось долго, и совсем скоро Хигура справился с застёжкой украшения, осторожно приподняв его над шеей девушки. Между крупными белыми жемчужинами проглядывали вставки из красного рубина, напоминающие капли крови. Это украшение Канаэ часто надевала на удачу.

— Платье?

— Сама справлюсь, — на дрожащих ногах поднявшись с табуретки, актриса устало перебралась на кровать своего друга.

Как только Канаэ присела на краешек кровати, на неё тут же навалилась ужасная усталость. Не снимая своего платья, девушка рухнула головой на подушку, закрывая глаза. Хигура опустился рядом с ней, чему Канаэ не стала противиться. Они часто лежали вместе, болтая обо всём и ни о чём, но сейчас настроения на такое совсем не было.

— Хочешь побыть одна?

— Зачем тогда я приехала к тебе? — раздражённо отозвалась Канаэ, повернувшись к нему лицом. — Не хочу.

— Не злись, — усмехнувшись, Хигура прилёг на вторую подушку так, чтобы их глаза находились на одном уровне. — Я сделаю всё, что попросишь. Могу заварить чай.

Мысль о том, что её сейчас оставят одну в кровати, Канаэ не понравилась. Не позволяя Хигуре уйти, она обняла его за плечи и уткнулась носом в грудь. Тот расслабленно вздохнул и мягко приобнял её в ответ, прислоняясь щекой к её макушке.

— Расскажешь мне как всё было с самого начала? — наконец решился спросить он, но Канаэ не смогла найти в себе сил в деталях поведать о случившемся.

— Я ненавижу всех мужчин кроме тебя, — шепнула она в ответ, слегка отстранившись от его груди. — И боюсь до оцепенения. Они мне отвратительны.

— Ну, хоть в чём-то мы с тобой бываем согласны, — хмыкнув, Хигура протянул ей руку. — Я тоже часто сталкиваюсь с этим страхом.

Услышав такой ответ, Канаэ с готовностью вложила в его ладонь свою, позволяя их пальцам переплестись. Этот маленький невинный жест напоминал актрисе о детстве и о том, как они любили держаться за руки со своей давней лучшей подругой. Ладонь Хигуры была успокаивающе холодной, но ощущалась как комната с открытыми окнами в родном доме, оставленная проветриваться жарким летним днём.

— Что это? — поглаживая большим пальцем тыльную сторону её ладони, Хигура вдруг с удивлением посмотрел на Канаэ.

— Старый шрам по неосторожности, — нехотя ответила Канаэ о маленьком шраме, оставшемся после укуса паука. — Не обращай внимания.

Подтянув руку Канаэ к своим губам, Хигура оставил бережный поцелуй на давно не напоминающей о себе затянувшейся ране. Сердце девушки сжалось: это снова подтвердило её догадки о его чувствах к ней. Чувствах, которые она могла только обманывать до тех пор, пока ей не хватало смелости искренне поговорить с Хигурой по душам.

Канаэ искренне считала, что многое знает о любви, и уж точно не перепутала бы её с чем-то ещё. Молодой человек вызывал в ней незнакомые, и оттого настолько опьяняющие чувства тепла и принадлежности. Она не знала, как их назвать, какое дать определение, однако втайне признавалась сама себе, что позволила Хигуре подобраться к своему сердцу слишком близко.