[За год до событий основного сюжета]Каждый человек, даже отрицающий всякую зависимость, был неотвратимо к ней склонен. К этой мысли Хигура пришёл на рубеже своих двадцати лет, когда его жизнь переполнилась случайными людьми. Их было так много, что никакой записной книжки не хватило бы, чтобы перечислить каждое имя. Но их никогда не было достаточно для того, чтобы хоть сколько-нибудь утолить его внутренний голод.
Каждый из них был одинаково одержим чем-то: успехом, своей внешностью, бизнесом или любимой знаменитостью. Каждый стремился занять свою голову чем угодно, лишь бы не вспоминать о ежедневных тяготах. У любого человека без исключения находился свой шприц — своя успокаивающая привычка, комфортная еда или напиток, или же другой такой же человек, без которого жизнь не могла быть полноценной. И это было совершенно нормальным, ведь все каждое утро просыпаются ради чего-то.
Возможно, Хигура пришёл к этой глупой теории лишь потому, что всегда искал единения с другими. Осознание собственных отличий пускало его вниз по спирали самых худших эмоций. Желание слиться в одно целое с представителем рода человеческого было острым и самородным как жажда в засуху. Но всякий раз он чувствовал себя сломанным фрагментом пазла, неспособным дополнить собой общую картину. Он не знал ничего хуже этого ощущения.
Хигура старался заглушать этот голод выпивкой, случайными знакомствами и самоповреждением. Каждый из этих способов имел на него особое влияние. Парадоксально, однако боль исчезала — она оставалась на краях алеющей раны или на дне бокала, но растворялась из груди, где постоянно оседала плотным комком. Он вспоминал, как научился этому ещё в детстве, когда чёртов ограничитель не имел над ним никакой власти.
В один из дней в далёком прошлом, слушая из-за стены шум надрывающихся родительских голосов, он никак не мог отвлечься от головной боли, пока не отыскал на полу крупный осколок разбитой накануне вазы. Маленький Хигура поигрался с ним в ладони, порассматривал на свету и коснулся пальцем острого скола, похожего на срез драгоценного камня. На подушечке пальца тотчас же проступила красная капля. Это не напугало, а успокоило его: цвет, быстро растёкшийся по ладони, привлёк детское внимание.
Хигура не смог сопоставить то, что делал собственными руками, с неприятным пощипыванием в ранке. Он увлёкся действием, продавливая осколок всё глубже в плоть, игнорируя выступающие на глазах от боли слёзы. Стекло прошло в область между большим и указательным пальцем, оставшись там и только чудом не повредив нерв.
Когда родители вернулись в комнату, по всему дому раздался истерический вопль. Ковёр на полу гостиной был усыпан красными пятнами. Кровь сбегала и по левой руке Хигуры, сочась из распоротого пальца с торчащим из него наполовину куском стекла. Лицо младшего Кёго было мокрым от слёз, но губы застыли в по-детски искренней улыбке. Несмотря на острое незнакомое жжение в пальце, болезненный гул в голове прекратился.
Хигура помнил, как перепугавшиеся родители повезли его в больницу. Осколок вазы извлекли из раны, а палец прооперировали и зашили. Он заживал так долго, что кожа на нём до сих пор местами казалась бледнее и тоньше. С тех пор болевые ощущения на месте прежней травмы слегка притупились, о чём Хигура, тем не менее, никогда не рассказывал посторонним.
Тогда врачи назвали произошедшее реакцией на стресс от предразводного состояния родителей. И после этого семейные ссоры сменились постоянным отсутствием отца дома и тихим плачем матери перед отходом ко сну. Годы тянулись, а ситуация не становилась лучше. Хигура слишком рано понял, что был для своих самых близких людей зерном печали и мрака, вынуждая их ежедневно натягивать на лица фальшивые улыбки.
Долгие разговоры с детским терапевтом не прошли даром. Хигура осознал, за что его ругали, и зарекся больше не попадаться на этом. Ранки на руках и ногах стали более незаметными. Селфхарм приятно кружил голову и успокаивал, позволяя отвлекаться от окружающей суеты. Отец и мать были слишком заняты, чтобы замечать такие маленькие и быстро зарастающие изменения.
Очень редко мальчика застигали врасплох в моменты самоповреждения, и тогда разгорающиеся скандалы жгли особенно сильно. Его перестали водить по врачам в страхе перед их возможной реакцией, приучая маленького Хигуру стыдиться своего поведения. Родители отсчитывали дни до заветного часа, когда на запястье их ребёнка впервые зафиксировали браслет-ограничитель.
Эти чёртовы кандалы сделали жизнь Хигуры невыносимой. Его единственный выход для боли почти пропал, заставляя перебиваться неработающими альтернативами. Каждый эпизод селфхарма оставался на страницах медицинской книги, норовя превратиться в принудительную реабилитацию.
Его уже забирали в госпиталь против воли. Водили на бесполезные психотерапевтические сессии и групповые тренинги, вкалывали успокоительное, выписывали двойную долю медикаментов. Разве только не привязывали к кровати ремнями, потому что сейчас, попади это в сводку новостей, общественные инициативы забили бы тревогу.
Ничего из этого не могло облегчить тяжесть пустоты в груди. Поэтому Хигура научился вести себя так, как ожидали от него родители и доктора. Послушно проглоченные таблетки отправлялись в унитаз вместе с содержимым желудка. Вместо осознанных порезов на теле стали появляться маленькие ссадины, наличие которых можно было списать на неосторожность в ведении быта. Хигура стал мудрее и изощрённее в способах причинить себе успокаивающую боль.
Он никогда не намеревался исчезнуть по-настоящему. Всё изменила утрата его лучшей подруги, ставшая последним большим срывом. Жить ради кого-то, когда этого человека уже нет рядом — терапевтический бред, в который никто в здравом уме никогда не поверит. Хигура хотел побежать за Сузухой и задать самый главный вопрос: почему же, в самый важный момент жизни для них обоих, она решила оставить его позади? К сожалению, мёртвые не разговаривали.
Жизнь по какой-то причине не хотела отпускать его. И Хигура со временем смирился с этим, как смирился с сотней других не устраивающих его вещей. Он вернулся к тому, чтобы искать альтернативы заполнению дыры в груди, которая с годами становилась всё шире и голоднее.
***
Воздух в помещении тускло освещённого бара ощущался плотным от сигаретного дыма. Лампа над столом Хигуры тревожно мигала весь вечер, а потом и вовсе погасла, предоставив его самому себе в почти полной темноте. Несмотря на большой список контактов, многие из которых с радостью приняли бы его предложение, он редко приходил выпить с кем-то из своих знакомых. Бар был местом для случайных знакомств или упивания собственным одиночеством, третьего не дано.
Заведение тоже было выбрано случайно. Хигура остановился на первой попавшейся ему по пути забегаловке, не удосужившись проверить качество сервиса или репутацию бара. Внутри не было пусто, но каждый посетитель занимался своим делом, не обращая особого внимания на появление в зале нового гостя. Спустя пару часов не прерываемой никем тишины Хигура убедился в том, что сегодня как раз был день одиночества.
Из-за дрянного настроения не хотелось заводить разговор даже с барменом, стойка которого была ближе всего к столу Хигуры. К счастью, тот оказался непривычно неразговорчивым: обменявшись скупыми приветствиями, они больше не проронили в сторону друг друга ни слова, если это не касалось сделанного заказа.
Алкоголь и хорошая компания были для Хигуры лекарством. Алкоголь и одиночество же напоминали полезную, но болезненную процедуру кровопускания. Пребывая наедине со своими мыслями, он позволял переживаниям утекать из организма подобно «испорченной» крови. Выпивка делала его голову лёгкой, даже если на следующее утро приходилось сталкиваться с тошнотой и абсолютным отсутствием работоспособности. Один вечер без сдавливающей шею петли тревог вполне стоил предстоящих ужасов похмелья.
Он перестал считать количество выпитого после четвёртого стакана. Такое расточительство, как обычно, плохо скажется на его кармане. Игнорируя предвкушение будущего счёта, Хигура медленно пригубливал клубничный мохито, надеясь растянуть коктейль как можно дольше. Его тоскующий взгляд бродил от одной спины случайного посетителя бара к другой, но никто не мог зацепить его внимание настолько, чтобы Хигура решился инициировать знакомство.
— Замороженная Маргарита.
На стол прямо перед ним опустился бокал с бледно-жёлтой жидкостью. Удивлённо моргнув, Хигура поднял голову и посмотрел на бармена, который утвердительно ему кивнул.
— Но я ничего не заказывал, — краешек его губы вздёрнулся в неловкой улыбке.
— Другой гость оплатил это для вас, — равнодушно развёл руками уже вернувшийся за стойку бармен. — Отказываетесь?
— Нет, что вы, — мягко усмехнувшись, Хигура перехватил бокал и сделал осторожный глоток.
Освежающая кислинка с солоноватым послевкусием пришлись ему по душе. Он внимательно осмотрел зал, взглядом отыскивая тайного покровителя. Спрашивать его личность у бармена было бы дурным тоном, да и тот вряд ли ответил бы, уважая анонимность клиентов. Однако Хигуру встретили всё те же незаинтересованные спины, что заставило его немного опечалиться. Видимо, угостивший его коктейлем пока что не желал раскрывать себя.
Скучающе потягивая напиток, Хигура наконец начал чувствовать приятное головокружение от опьянения. Между рёбрами расплылось знакомое щекочущее тепло. В пустом животе слегка саднило, но это не доставляло ему большой проблемы. Он всегда пил на голодный желудок, не желая перебивать изысканный вкус выпивки чем-то ещё.
Справа от Хигуры, за барной стойкой, шевельнулась тень. Он с интересом проследовал глазами за вышедшим из-за своего рабочего места барменом, приблизившимся к его столику. Он поставил рядом с ещё не допитым бокалом высокий стакан с торчащим из него крупным кубиком льда.
— Абрикосовый физз. Заказчик тот же, — сухо кивнув, мужчина забрал пустой стакан из-под мохито и удалился в направлении следующего стола.
Хигура изумлённо вскинул брови, проведя пальцем по запотевшему стеклу. Сегодня он выпил уже достаточно, но отказываться от бесплатного алкоголя было неразумно. Он снова огляделся по сторонам, надеясь отыскать в чужих лицах ответ на свой вопрос, но ответ пришёл из другой части зала. Чья-то рука тяжело опустилась на спину Хигуры, через мгновение перейдя в дружелюбное похлопывание.
— Йо! — на уровне его глаз возникло улыбающееся лицо парня с выжженным блондом, сквозь который просвечивали прядки родного цвета. — Думал, уже не посмотришь на меня.
Первым порывом Хигуры было отшатнуться от неожиданности, но он удержался на месте и скривил губы в получившейся нервной улыбке. С ним не в первый раз знакомились в подобном месте, и, бывало, желающие завести разговор выглядели куда более эксцентрично. Наоборот, его не могло не обрадовать, что вечер обещал стать немного веселее.
— Здравствуй, — откашлявшись, он поприветствовал незнакомца лёгким жестом руки. — Спасибо за компанию.
— Присяду? — не дожидаясь ответа, парень отодвинул высокий стул напротив и без труда запрыгнул на него. — Рёги.
Кивнув в ответ на столь стремительное приветствие, Хигура потянулся за стаканом с физзом. Лёд успел немного подтаять, образуя на поверхности напитка тонкий прозрачный слой.
— Хигура, — иногда он от скуки представлялся чужими именами, но почему-то с новым знакомым этого не захотелось. — Приятно познакомиться.
Рёги развёл руками в доброжелательном жесте и поставил на стол недопитую бутылку сидра. Он указал на стакан абрикосового физза, отставленного Хигурой в сторону, постучав ногтем по стеклу.
— Слышал что-нибудь про коктейльный язык? — он довольно ухмыльнулся во весь рот, сложив руки на груди. — Это значит «посмотри в мою сторону».
В ушах у Хигуры раздался предостерегающий глухой стук. Он не сразу разглядел в действиях нового знакомого лёгкое намерение приударить за ним. Впрочем, сейчас бесплатный алкоголь редко доставался за просто красивые глаза. Хигура осознанно воздерживался от постоянных романтических отношений, но был не против недолговечной интрижки. К тому же, он был достаточно пьян для этого.
— Правда? — он улыбнулся в ответ, поднимая стакан и прикладывая холодное стекло к щеке. — А что означал первый коктейль?
— Он означал «взбодрись»! — подмигнув, Рёги протянул руку и поддел его подбородок указательным пальцем. — Получилось у меня развеять тебя?
Хигура невозмутимо отвёл глаза в сторону и сделал ещё один глоток. Холодная жидкость скользнула вниз по горлу, знакомо обжигая внутренности. С каждой выпитой каплей алкоголя идея провести оставшуюся ночь в компании новоиспечённого товарища казалась всё более заманчивой.
— Почему ты решил, что мне нужно развеяться? — Хигура подпёр ладонью щёку, глядя на парня затуманенными от лёгкого головокружения глазами. — Мы в баре вечером выходного дня. Я чувствую себя прекрасно.
— Будешь заливать это дерьмо кому-нибудь другому, — фыркнув со смехом, Рёги поднёс горлышко бутылки ко рту. — Выглядишь тоскливо и жалко.
Что-то внутри Хигуры зажглось в ответ на эти слова. Он не терпел, когда кто-то пытался залезть к нему в душу, но ему нравились прямолинейные и бесцеремонные люди. Можно сказать, он сам тянулся к ним и был больше всего расположен к разговору. Всё было лучше, чем безразличие: от родителей, врачей и окружающих в целом.
— Ты сам сказал, что сегодня выходной день, — отставив бутылку подальше от себя, Рёги махнул рукой бармену, привлекая его внимание. — Была хреновая неделя? Так расскажи, что тебя так мучает, и я отвечу тем же.
— Может, это не такая плохая идея, — опустив взгляд, Хигура осушил оставшееся содержимое стакана в один заход.
— И не говори. Уважаемый, повтори Маргариту и тёмное
Саппоро* для меня! — Рёги хлопнул ладонью по столу, и его браслет-ограничитель со скрежещущим звуком царапнул по поверхности.
— Не думаю, что мне нужно ещё пить.
Хигура с сомнением окинул взглядом окружившие его стаканы и бокалы, в половине из которых на дне ещё оставалось немного жидкости. Последние несколько напитков здорово смешали градус, что сделало ощущение головокружения менее приятным. Если продолжить в том же духе, то домой он доберётся только чудом.
— А? Скучно, — отмахнулся Рёги, перехватывая переданную ему барменом открытую бутылку пива. — Мы же так и не выпили вместе. Какие к чёрту разговоры по душам без хорошего тоста?
Упорство знакомого не показалось Хигуре подозрительным. Очевидно, он искал во встрече какой-то выгоды для себя. Самой вероятной ставкой была случайная связь на одну ночь, от чего Хигура никогда не отказывался, если видел в чужих глазах искреннее желание. Однако взгляд Рёги, пусть и увлечённо скачущий от стола с напитками к Хигуре и обратно, показался ему абсолютно лишённым какого-либо стимула.
— А вот и твой коктейль. Ну что, выпьем? — подвинув к нему ещё одну Маргариту, Рёги поднял свою бутылку для тоста. — За знакомство!
Перед тем, как поднять свой бокал в ответ, Хигура ещё раз внимательно оглядел своего товарища по выпивке. Тот не подавал никаких видимых признаков опьянения.
— Если я отключусь, ты же не оставишь меня здесь со счётом? — спросил Хигура, ни на что особо не рассчитывая.
С усмешкой приложив ладонь к груди, Рёги покачал головой. Его пустой, лишённый считываемых эмоций взгляд так ни на мгновение не прояснился.
— Об этом можешь не переживать.
***
Прошло, кажется, несколько часов. Хигура не мог сказать точное время, но бар, работающий до шести утра, был всё ещё открыт. Разум и тело почти полностью перестали его слушаться. Сидя на высоком стуле без спинки он то и дело чувствовал, что сейчас упадёт, но почему-то оставался на месте. Зато всё вокруг приходило в причудливый пляс, кружась и размываясь: потолок, стены, барная стойка, немногочисленные посетители. Лицо Рёги каким-то образом удерживалось в фокусе зрения.
— Что, уже сдулся? — самодовольно осклабился он, со звоном подвинув пустую бутылку пива к целой коллекции со своей стороны стола.
— Я с тобой не соревнуюсь, — одним лишь чудом Хигуре удавалось сохранить чёткость и связность речи. — Тем более, ты пьёшь только пиво.
— А я беру количеством. Давай продолжим там, где остановились… Почему, говоришь, ты выбрал музыку себе в профессию?
Он и так уже рассказал слишком много: о себе, о Сузухе, о последних годах своей жизни. Но язык Хигуры был развязан достаточно для того, чтобы мешать ему просто молчать в тряпочку. Он чувствовал себя даже слишком честным рядом с Рёги. Успокаивал лишь тот факт, что на утро они разойдутся по своим делам и больше никогда не увидят друг друга, как происходило с людьми из записной книжки Хигуры всякий раз.
— Я просто не умею ничего другого… Чёрт, да и это умею с натяжкой, — прижав к виску холодное стекло стакана, Хигура сфокусировал взгляд на своём внимательном слушателе. — Но я очень сильно хочу быть увиденным.
Последний заказанный Рёги коктейль по его же словам значил «я рад, что мы встретились». И пускай это было наглой ложью, Хигура с удовольствием принял в кровь успокаивающий яд. Если он пригреет его ещё парой ласковых слов, то пусть забирает куда угодно хоть на всю ночь. Для Хигуры это было достаточной платой за недолгое ощущение важности и нужности.
— Увиденным? — переспросил Рёги, расслабленно попивая из которой по счёту бутылки. — Музыка — это, вообще-то, для ушей. Неужели оно для тебя так важно?
— Человеческие взгляды похожи на прикосновения, — улыбнувшись, покачал головой Хигура. — Так я могу почувствовать единение с кем-то.
Парень прыснул и достал из кармана пачку сигарет, вытряхнув несколько на ладонь. Хигура поморщился; насмешки над столь щепетильной для него темой неприятно укололи.
— Прикосновения, ха! До чего мило. А что если у тебя не получится? — спросил Рёги, щёлкнув кнопкой зажигалки.
Тусклый огонёк живо заблистал в полумраке. Хигура завороженным взглядом наблюдал, как оранжевая искра разрослась по кончику сигареты, чтобы потом быть безжалостно стряхнутой в пепельницу. Заметив чужое внимание, Рёги сделал затяжку и вопросительно изогнул бровь.
— Ты куришь?
— Нет, — почему-то соврал Хигура, не отрывая глаз от дотухающих посреди серого пепла угольков.
— Ответь на мой вопрос. Что если с музыкой не прогорит? — с нажимом в голосе повторил новый знакомый. — Вас, новоиспечённых музыкантишек, сейчас везде как дерьма. Есть запасной план?
Хигура отрицательно покачал головой, прижимая стакан к щеке. Лихорадочный жар окутывал его изнутри и снаружи, достигая своего пика с момента начала вечера. В глазах помутнело от скопившейся влаги, однако он всё равно улыбнулся так, как будто делал это в самый последний раз.